Акростицизм (греч. acme — высший уровень чего-либо, пик, зрелость, вершина, край) — одно из модернистских направлений в русской поэзии 1910-х годов, возникшее в ответ на крайности символизма. Акмеисты объединились с группой «Мастерская поэтов» в 1912-1913 годах. Был опубликован журнал Hyperbores. Основные идеи об акроизме были опубликованы в 1913 году в литературных журналах («Своеобразные течения прогрессивной русской поэзии» и «Наследие сомололизма и акмеизма» С. Городецкого и «С. указанные в программных заметках («Конкретные течения в прогрессивной русской поэзии») Литература, изданная С. Маковским (литературный журнал литературного учреждения группы в период ее расцвета).
Амеизм не представлял подробных философских и эстетических концепций. Поэты отвлекались от природы искусства в глазах символистов и отвергали роль художника. Однако они стремились очистить поэзию с помощью тумана намеков и знаков, провозглашая возвращение к материальному миру и тому, что есть.
Для акмеистов было неприемлемо стремление импрессионистов наблюдать реальность как трансцендентный символ, искаженное подобие высшей сущности. Акмеисты признали составляющими этих видов искусства стилистическое равновесие, яркость красочных образов, буквально превосходную композицию и реализацию деталей. В их стихах ощущались хрупкие границы вещей, а воздух восхищения из дома подтверждал обычные мелочи.
Важнейшая основа акростиха:.
- Освобождение символической поэзии вызывает Непорочность, возвращение яркости.
- Отказ от магических туманов, принятие земного мира в его изобилии, видимого конкретного, звукового, цветного.
- Стремление придать тексту конкретный и определенный смысл.
- Объективность и яркость изображения, реализация деталей.
- Призывает человека к «подлинности» своих эмоций.
- Принцип примитивной биологической природы, который делает мир нетронутых впечатлений поэтичным.
- Более широкая эстетическая значимость, «скорбь в католической культуре» …
Акмеисты разработали элегантный способ передачи внутреннего мира лирического героя. Часто эмоциональное состояние не раскрывалось точно, а передавалось психологически значимыми жестами, перечислением вещей. Во многих стихотворениях, особенно А. Ахматовой, характерна подобная привычка к сосуществованию переживаний.
О. Э. Мандельштам отмечал, что в русском контексте акростих имеет не только литературное, но и социальное значение. Нравственные авторитеты ожили в русской поэзии. Изображая вселенную в радости, добродетели и несправедливости, Акростих подчеркивал выполнение общественных задач и утверждал принцип «искусство искусства».
После 1917 года Н. С. Гумилев вдохнул новую жизнь в «цех поэтов», но хотя «Акмеюс» прекратил свое существование в 1923 году, в 1931 году все же была предпринята одна попытка восстановить это литературное движение.
Судьба поэтов-очкариков сложилась по-разному. Расстрелян любимец акмеистов Н.С. Гумилев. О. Э. Мандельштам умер от последней усталости в одном из сталинских лагерей. Доля А. Ахматовой была безжалостно трудной. Ахматова была осуждена на два года лишения свободы и приговорена к принудительным работам в лагере.
Только С.М. Городецкий прожил вполне благополучную жизнь. Покинув устои акмеизма, он научился творить «по новым правилам» и следовал идеологическим требованиям властей. В 1930-е годы он создал ряд оперных либретто («Прорыв», «Александр Невский», «Мысли об Опане» и др.). В военные годы он переводил узбекских и таджикских поэтов. В последние годы жизни он преподавал литературу в средних школах. М. Горького. Он умер в июне 1967 года.
Сергей Городецкий
Эта злая темная ночь подавляет меня и мешает мне дуть. Я не могу поднять его с земли или поднять с высоты своего роста. Я не могу его оттащить, это не бастард.
Медные деньги отсчитываются в моих глазах, и холодный танец танцует в моем теле. Замороженная коробка мчится на крыльях летучих мышей.
Во рту у меня — печная труха и шипящая золотая чешуя, в доме — мороз и сырая печь.
Ни сырых сапог, чтобы снять, ни курток, чтобы согреть кости. Но растут весенние рога, дуют рога времени, и я не умираю.
Николай Гумилёв
Сонет.
Я не добр, мое сердце темно, в нем нет радости ни от историй, ни от людей, я мечтаю об алмазах, о кривых мечах, полных крови.
Я боюсь, что мои предки были склонными татарами, свирепыми гуннами (и это не обманчивое предположение). На меня обрушился бич, который тянется через века.
Я стою молча, мои стены отступают: вот море снежных осколков — белая пена. Закатное солнце — просачивающийся гранит.
Мегалополис с голубыми куполами. Цветущий жасминовый сад, мы пробивались туда с боем. О да! Меня убили.
Владимир Нарбут
Встреча.
Я забыл тебя. И кем ты был для меня, когда вечерний покой спустился во тьму купола.
Годы дискомфорта стекались к устью плоской реки. Я думала, что больше никогда тебя не увижу.
Но когда я вдруг обманулся, я увидел в стеклянном зеркале ночи профиль ледяных кристаллических лилий и сплетенные кресты!
И ты для меня — в тумане, поначалу кажущемся пустым в возвышенности возвышенных глаз скорби.
Из цикла «ущерб».
Улыбка, холодная улыбка полумесяца! — И медленно застыл ночной колыхатель, Пока он не смог больше видеть сны.
В бледной оси фон остается сине-зеленым под сине-зеленым светом озера, на холмах за долиной.
Тень страха давно уже стала уклончивой, а воздух — влажным. На чьих-то устах это просто чудесно.
В паучьих лапках открытого пространства, лесничие были сырыми в ручье … А в ручье застыл лес …
Анна Ахматова
Ее руки дрожали под темной вуалью. Почему ты сейчас бледный?» — ‘Потому что я напоил его до смерти в мучениях.
Как я могу забыть об этом? Он кончил феноменально, его рот болезненно искривился. Я убежал, не касаясь перил, я довел его до ворот.
Я кричал как сумасшедший: «Это все, что ты сделал. Если ты уйдешь, я умру». Он спокойно и бесстрашно улыбнулся и сказал мне: «Держись подальше от ветра».
Осип Мандельштам
На возможной светло-голубой гледичине в апреле береза подняла ветви и подняла незаметные веточки.
Вырезали узоры, замораживая мелкие, тонкие сетки.
Затем его красавец-дизайнер, в застекленной неподвижности, в минимальном сознании силы, в несчастном забвении беспамятства.
Михаил Зенкевич
Ноябрьский день.
Чад в мозгу и никотин в легких — о, как вы тяжелы в ледяные дни, под дождем, в кричащие дни под желтыми халатами!
Узкий путь к белой мели, Все вой сирены и плач туши лежат на берегу, Сотрясают дом толпы.
И грязь дневного метро скрывается более бесстыдно.
Беспокойные, тревожные души все еще стоят перед обманчивым ликом тьмы.
Георгий Адамович
Это все, что я помню: смеющиеся мостики и камешки, фонари. И ставни, кто-то закрыл. Дождь, тишина ветра, рассвет.
Блуждание. Я не против себя, но это моя идея, но только моя идея. Кукушка, примостившись на ветке, считает дни до редчайшего гостя.
А дни неисчислимы. 15, 40. или бесконечность? Все равно. Седовласая птица не может понять, как быстро ветхий корабль идет ко дну.
